Слово

С а й т в ы п у с к н и к о в ф-та АЭС 1987 г. ЛЭИС

Прощальное слово...

   Свершается то, чего так боялись… То, что так долго оттягивалось, что было неизбежно и вот - пришло.

   Пришло время прощания с главным корпусом нашего Бонча - зданием на Мойке 61. Нет, здание, конечно же не исчезнет, оно даже станет лучше и краше, но не будет больше там нашего Бонча. Не будут толпиться абитуриенты в середине лета, не будет счастливых первокурсников в сентябре, испытывающих эйфорию от «Поступил!», не будет студентов, лекций, семинаров, не будет больше курсовиков и рефератов.

   Не будет грустных и в то же время радостных выпускников, запускающих по Мойке кораблики из только что ставших им ненужными чертежей для защиты диплома…

   Вскоре Бонч окончательно переезжает в новый корпус…
   Так давайте вспомним дом, который пять лет был для нас ДОМОМ! (Думаю, есть и такие, кто сейчас будет не вспоминать, а узнавать).

Итак, с чего все начиналось?

Лет 50 со времен основания новой столицы России тут, видимо, ничего примечательного не было. Участок земли на нынешнем углу Большой Морской и Кирпичного переулка в середине 18-го века занимал временный Зимний дворец императрицы Елизаветы Петровны. После разборки дворца здесь сохранилось каменное здание дворцового театра, выходившее углом на Кирпичный переулок, а освободившуюся территорию в 1766 году предоставили скульптору Этьену Морису Фальконе, который по приглашению Екатерины II вместе с двумя своими помощниками в 1766 году прибыл в Россию для создания памятника Петру I. На этом месте, месте будущей кузницы кадров связи, и ваял гениальный скульптор свое главное произведение.

Карта и спутниковый снимок - из "Яндекса"

  В 1781 году этот участок выкупила полковница Елисавета Михайловна Попова. С 1782 года им стал владеть поручик Иван Иванович Рейнерсон, а далее его потомки. Участок был застроен тремя каменными корпусами, дворцовый театр был перестроен в двухэтажный жилой дом.

   В первой половине 19 века, во времена Пушкина, здесь находилась деревянная восьмиугольная ротонда «Панорама Парижа». Позже был построен двухэтажный деревянный дом - на первом этаже работал магазин, а на втором диорама (переделанная из панорамы?). В 1841 году театр вернулся - на втором этаже этой постройки поселился детский кукольный театр. Вероятно, это был первый в России детский театр. Представления шли на французском языке. Просуществовало это заведение здесь до 1848года, когда здание было разрушено из-заветхости.

   Во второй половине 19 века участок земли в этом месте покупает Мария Федоровна Руадзе, жена титулярного советника Григория Ивановича Руадзе. Новая владелица участка в 1851 году начала строительство дома по проекту архитектора Адриана Робена, но первоначальный проект перестал её устраивать и поэтому был привлечен еще один архитектор - Рудольф Андреевич Желязевич. Однако и его труды не смогли удовлетворить требовательную заказчицу, и был зван третий специалист - выпускник петербургской Академии художеств, академик архитектуры Николай Павлович Гребенка, завершивший, наконец, строительство той части дома, что выходила фасадом на Мойку. В 1857 году в результате совместных усилий архитекторов и появился доходный дом с залом собраний. В тот период крупномасштабное строительство доходных домов требовало архитектуры и композиции зданий, отличных от ранее возводившихся в Петербурге дворцов. Классицизм сменился эклектикой. Об этом и свидетельствуют фасады Бонча.

Криминальное отступление.

   Строительство не обошлось без скандала: муж Марии Фёдоровны в то время служил экзекутором и казначеем в Медицинском департаменте, получал жалование 560 рублей в год. Возник вопрос - откуда появились еще 70000 рублей на строительство? Но ничего противоправного в действиях Григория Ивановича найти не удалось, однако его уволили с высочайшим повелением «никуда в службу не употреблять».

   Говорят, спустя много-много лет, во времена большой смуты начала 1990-х годов, некий председатель профкома Бонча, пользуясь возможностями того бандитского времени, снял со счетов профсоюзного комитета немалое количество рублей, обналичил их и был таков. Видимо, помогал ему дух Григория Ивановича…

   Не дожидаясь окончания строительства всего дома, в крыле здания по Большой Морской 16 размещается ювелирная фирма, основанная в 1842 г. бриллиантовых дел мастером Густавом Фаберже. Фирма занимала помещения в этом доме вплоть до окончания века - до 1900 года, покуда не переместилась по соседству на Большую Морскую 24, в специально построенный к этому времени «Дом Фаберже»

   Примерно с этого же времени в помещениях на Большой Морской, 16 стал развиваться общепит - первой ласточкой было «Кафе де Пари» (название, наверное, перешло по наследству от ротонды «Панорама Парижа»).

   Достроенное окончательно в 1857 году, здание располагало просторным залом для концертов, поэтому с конца 50-х годов 18 века адрес «Мойка, 61» стал главным адресом литературно - художественной жизни Санкт-Петербурга. Здесь давали театральные представления, устраивали концерты, литературные собрания.

   Главным театральным событием 1860 года стала знаменитая постановка Гоголевского «Ревизора» - благотворительный любительский спектакль, в котором все роли исполнили известные литераторы того времени - Д.В. Григорович, Н.А. Некрасов, И.И. Панаев, А.Ф. Писемский, И.С. Тургенев. Ф.М. Достоевский играл роль почтмейстера, должен был играть и А.Н. Островский, но заболел, и вместо него роль купца Абдулина играл другой драматург - Ф.А. Кони.
   С 1863по 1880 года домом владел почётный гражданин 1-й гильдии купец Иван Алексеевич Кононов, так что концертный зал именуют и «Кононовским залом», и «залом Руадзе». С 1861 по 1875 годы здесь располагалось «Русское купеческое общество для взаимного вспоможения», под эгидой которого проходили многочисленные благотворительные вечера. В частности, 14 марта 1862 года проводится вечер «… в пользу Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым», где выступили Н.Г. Чернышевский, А.Г. Рубинштейн, Н.А. Некрасов, Ф.М. Достоевский, а также сверхштатный профессор петербургского Университета Платон Васильевич Павлов - с речью «О тысячелетии России» . «При чтении этой статьи г. Павлов дозволил себе выражения и возгласы ... клонящиеся к возбуждению неудовольствия против правительства» ( из газеты «Русский инвалид»). Полвека спустя стены дома на Мойке будут слышать еще более крамольные речи большевиков, но об этом позже…


		почетные граждане 1-й гильдии купцы

Политическое отступление.

В 1866 году «революционер» Дмитрий Владимирович Каракозов задумал убить царя, но ему помешал некий мещанин. Помешал убить царя Алексадра II - «освободителя» подмастерье шапочных дел мастера Осип Иванович Комиссаров, отведший руку террориста, вооруженную пистолетом, вверх. Так вот, после неудачного покушения Каракозова на Александра II, Комиссаров стал снимать квартиру как раз в доме на Мойке 61 - к этому времени часть здания занимали меблированные комнаты. Кто знает, если бы не этот спаситель царя, отметившийся в жителях будущего Бонча - стоять бы «Спасу на крови» в другом месте…

В 1882 году в доме на Мойке 61 была открыта первая частная антреприза, и театральные действа продолжались. Четвертого мая 1883 года в доме Руадзе Музыкально-драматический кружок впервые в Петербурге исполнил оперу П.И. Чайковского «Евгений Онегин». Надо сказать, что и сам русский композитор №1 позже заходил сюда лично - на репетицию симфонического оркестра, проходившую здесь в 1886 году.

В 1887 г. в помещении существовавшего с 1850-х гг. «Кафе де Пари», ресторатор Ж. П. Кюба открыл ресторан имени себя. Это было заведение высшего разряда с образцовой кухней и безупречным обслуживанием гостей, это было, как сказали бы сегодня, «культовое место». Среди гостей тут бывали известные художники, артисты и другая богема, богатейшие купцы и крупные заводчики, а также великие князья и прочие сильные мира сего. Ресторан «Кюба» также служил местом встреч балетоманов и «золотой молодежи». В 1904 году у Кюба был дан ужин в честь американской танцовщицы Айседоры Дункан, а в 1911 году - в честь 20-летия служения на императорской сцене балерины Кшесинской.


	Зал ресторана "Кюба"


	Актовый зал Бонча

Гламурное отступление

Традиции знаменитого ресторана частично были возрождены и продолжились в клубе «Максимус», появившимся в здании Бонча после «краха социализма». Ночной клуб в Кирпичном переулке, 8 с переменным успехом продолжает занимать одно из первых мест в городе в своем сегменте «Ночной клуб - Ресторан - Стриптиз-клуб». Ныне в этот клуб захаживают олигархи местного розлива, «джентльмены удачи» и все та же «золотая молодежь».


	Вот уже много лет за витринами Бонча по Кирпичному переулку лежит полуобнаженная красотка...

В 20-й век здание на Мойке, 61 вступило, мало изменившись со дня постройки.

В меблированных комнатах домовладелицы О.Н. Мухиной в первый десяток лет нового столетия неоднократно останавливались великий Федор Иванович Шаляпин и не менее великий Леонид Витальевич Собинов. Интересно, встречались ли бас-баритон и лирический тенор в коридорах и что пели дуэтом при встрече? Сие неизвестно, а вот точно известно, что к Шаляпину в гости на Мойку заходил писатель Александр Иванович Куприн, слушал его байки про свое первое выступление в концерте и впоследствии написал на этом материале рассказ «Гоголь-моголь».

Во времена первой русской революции будущий Бонч почтили своим вниманием и большевики во главе с вождем. Ленин хотел принять непосредственное участие в революционных событиях. При первой же возможности, в начале ноября 1905 года, он и Крупская нелегально, под чужой фамилией, прибыли в Петербург и развернули активную деятельность. Ленин возглавил работу Центрального и Петербургского комитетов РСДРП, заседания которого и проходили на Мойке 61, все в тех же меблированных комнатах О.Н. Мухиной в ноябре - декабре 1905 года (в этот же период, кстати, тут же жила в течении 5 дней и жена вождя). Под непосредственным руководством Ленина партия обсуждала Высочайший Манифест об усовершенствовании государственного порядка (Октябрьский манифест), опубликованный 17 октября (30 октября) 1905 года, который был разработан Сергеем Витте по поручению Императора Николая II в связи с непрекращающейся «смутою» (революцией 1905-1907 годов) после кровавого воскресенья в начале 1905 года. На Манифест было решено наплевать и готовить вооружённое восстание. В Петербурге Ленин чуть было не впал в истерику от страха перед царской охранкой, преувеличивая реальную опасность. Поэтому лидер партийцев высоко оценил меблированные комнаты на Мойке 61 за их конспиративные свойства: помещения имели несколько входов-выходов, соединенных между собой запутанными переходами, коридорами и многочисленными лестницами (в этих же декорациях впоследствии иногда плутали первокурсники Бонча). Кроме того, дом выходил на три улицы - Большую Морскую, Кирпичный переулок и набережную Мойки. Считается, что Ленин никогда не выходил через подъезд, в который вошел. В 1970 году эти события были увековечены водружением на фасад Бонча по Большой Морской 16 мемориальной доски: «В этом доме в 1905-1906 годах находился нелегальный партийный клуб. Здесь в ноябре-декабре 1905 года проходили заседания Центрального и Петербургского комитетов РСДРП под руководством В.И. Ленина»

Лирическое отступление

   В достопамятные горбачевские времена борьбы с пьянством, конспиративными качествами здания Бонча пытался воспользоваться один профессор. Дело было так.

   Конец учебного года, конец недели, конец рабочего дня, хорошая погода, приятный, не часто выпадающий в нашем городе не жаркий и не холодный питерский вечер… В помещении одной из лабораторий (или кафедр - за давностью лет не помню, да и не важно!), декан одного из факультетов, профессор N за бутылочкой коньячка (куплен в «Трех ступеньках» по соседству) обсуждал жизнь, дела факультетские и богатые лозунгами перестроечные времена с одним из преподавателей (а может быть даже с секретарем парткома факультета?). В это время другой преподаватель, будучи дежурным по институту, совершал обязательный ежевечерний обход нашей alma mater, контролируя порядок, противопожарную безопасность и так далее (см. Инструкцию дежурному преподавателю).

   В одном из коридоров его привлекли голоса, доносившиеся из-за плотно закрытых дверей - бдительность беседующих уже была предательски усыплена значительной частью содержимого полулитровой посудины со звездочками на борту. Сделав неудачную попытку войти в помещение - двери действительно оказались закрыты на замок - дежурный преподаватель заподозрил нарушение морального кодекса строителя коммунизма находившимися за дверьми неизвестными и пытался произвести рекогносцировку через замочную скважину. В свою очередь, нарушители «сухого закона», услышав по ту сторону дверей невнятную возню, притихли и заняли выжидательную позицию… На грозный оклик дежурного и его тщетные призывы выйти с поднятыми руками и сдаться на милость блюстителя антиалкогольного режима, после мимолетного обсуждения шепотом и знаками профессор N сотоварищи решили не реагировать - мол, перебесится и уйдет несолоно хлебавши. «Не нужен нам третий! Третий - лишний!» - решили они и приготовились к коротенькой осаде… Но не тут-то было! «Не на того напали!» - мысленно воскликнул настырный дежурный и приступил к более активным действиям: у дверей забаррикадировавшихся был выставлен караул из случайно проходивших мимо запозднившихся с зачетами заочников, а сам бдительный дежурный, предвкушая поощрения, премию, повышение по службе а может, и более существенные награды за поимку особо опасных распивающих, помчался к телефону вызывать помощь в лице дежурного наряда милиции. Неизвестно, что он там говорил, набрав «02» трясущимся от возбуждения указательным пальцем, но стражи порядка прибыли довольно скоро. Посчитав, что выламывание дверей в почтенном учебном заведении будет неуместным, милиционеры принялись увещевать людей по ту стороны баррикады уже от лица «власти, данной им советским народом».

   А в это время, осознав всю серьезность и трагикомичность создавшейся ситуации и её возможные негативные последствия для морального облика воспитателя советского студенчества («декана в милицию замели!»), профессор N решил одним махом покончить с так некстати возникшей проблемой. Тут надо заметить, что любитель коньяка был не простым профессором, а полковником запаса, недавно еще преподававшим в «Можайке». (Давно уже существовала практика перехода в ЛЭИС, ЛЭТИ, ЛПИ увольняющихся в запас профессоров - полковников, несколько таких преподавателей всегда были в Бонче.) Еще не старый, спортивной закалки (хорошо играл в баскетбол, несмотрея на невысокий рост) бывший полковник, проявив армейскую смекалку и вспомнив лихие курсантские года, гордиев узел решил разрубить … шторами! Рассудив, что окна осаждаемого помещения выходят на другую, отличную от набережной Мойки с дежурившим там автотранспортом блюстителей правопорядка, улицу, N связал шторы, закрепил один конец получившегося спасительного каната за батарею отопления, а свободный конец выкинул в распахнутое окно...

   Фланирующие по Большой Морской «ленинградцы и гости нашего города» решили, что этим вечером им повезло присутствовать на съемках приключенческого боевика. Они даже устроили овацию артисту, исполняющему трюк с эвакуацией из окна высокого второго этажа без какой-либо страховки и доблестным милиционерам, картинно скрутившим преступника… Оказывается, почуяв сквозняк у дверей, милиция догадалась (это вам не туповатая царская охранка!), что сейчас её начнут обманывать. Оперативно сменив дислокацию, товарищи в серой форме повязали-таки профессора N. Видя безвыходность положения, его товарищ сдался без боя…

   Последовавший «разбор полетов» окончился, по большому счету, пшиком в виде партийных взысканий и фельетона в газете (кто помнит в какой - напишите!). Четверть века спустя я случайно встретил профессора N на улице. В суете городского проспекта вряд ли он узнал своего бывшего студента, одного из сотен. Но моя правая рука автоматически стала подниматься, чтобы отдать честь все еще бодрому находчивому «настоящему полковнику», пусть бывшему, пусть давно уже гражданскому…

В 1901 году известная русская актриса Лидия Борисовна Яворская открыла в здании «Новый театр», просуществовавший до 1906 года. Основным репертуаром в театре были модные в те времена псевдолиберальные пьесы её мужа, князя Барятинского. (Интересно, посещали ли театр по соседству товарищи из ЦК РСДРП в перерывах между заседаниями? Ведь в свой последний сезон 1905-1906 годов «Новый театр», подвергшись влиянию идей первой русской революции, ставил наиболее радикальные пьесы и стал даже своего рода политическим клубом. Газеты писали, что спектакли в театре иногда перерастали в митинги).


	Узнаете главный подъезд Бонча ?

В начале 1908 года обширные и комфортабельные залы на первом этаже Мойки, 61 арендовал под торговые площади роскошный салон по продаже автомобилей, называвшийся «Победа». По сути, это был первый в истории России автомобильный дилерский центр, вскоре ставший гордо носить титул поставщика двора Его Императорского Величества. Торговали в магазине велосипедами, мотоциклетами и автомобилями, а также моторными лодками и двигателями. Февральская, а затем и Октябрьская революция 1917 года торговый дом разорили.


		1912 год. Фотограф Карл Булла.


	Первый зал продаж - велосипеды и аксессуары.

В 1910 году новый владелец ресторана «Кюба», штальмейстер Высочайшего Двора Н.Н. Гартонг перестроил часть дома на Мойке. Архитектор Иван Александрович Фомин в 1914 году пристроил к фасаду дома по Большой Морской улице портал для «Кафе де Пари». Театральный зал был присоединен к ресторану гостиницы «Регина», как стали к тому времени называться меблированные комнаты.

Но эта идея оказалась неудачной, театр переродился в актуальный к тому периоду формат театра-кабаре и стал называться «Пиковая дама». Не забыли тогда и о благотворительности - вот билет на такое мероприятие - для входа на Благотворительный концерт в пользу Порховских Благотворительных Обществ: помощи детям и бедным и детского приюта, состоящего под покровительством Императрицы Марии, в четверг, 7 марта 1913 года

Надпись на билете «зал «Режина»» следует понимать как зал «Регина» - по аналогии с фамилией Фаберже - фран. Faberge - иностранное Regina по-русски читали Режина.

   Но недолго музыка играла. «На днях РАСПРОДАЖА С АУКЦИОНА всего движимого имущества ресторана КЮБА (Морская 16, «Кафе де Пари»)»- из городской газеты от 14 апреля 1917 года.

После Октябрьской революции в доме, где была гостиница «Регина» и её зал, находились Дом политпросвета Красной армии и Красноармейский театр.

   15июля 1918года в концертном зале открылся детский театр Петроградской трудовой коммуны.

   Связисты впервые попали в дом на Мойке - Кирпичном - Большой Морской в 1928 году:
с 1928 года по 1932 год здесь размещался радиоцентр Северо-Западного управления связи Наркомата почт и телеграфов. Это было Ленинградское радио, отсюда в эфире звучали слова «Говорит Ленинград!». При радиоцентре открылся рабоче-крестьянский радиоуниверситет (в конце 20-х - начале 30-х гг. для целенаправленного образования населения были созданы рабочий, крестьянский, коммунистический, комсомольский радиоуниверситеты - слушая радио, учились до 80 тыс. радиозаочников!). В1930-х годах комитет по радиовещанию перебрался отсюда в здание на Малой Садовой улице, где пребывает и поныне.

   В 1929 году в нашем здании были созданы Высшие курсы связи для переподготовки специалистов республиканских и областных управлений связи. В октябре 1930 года СНК СССР принял решение об организации Ленинградского института связи в составе Ленинградского учебного комбината связи (ЛУКС) и слушатели Высших курсов влились в него вторым учебным курсом. Пошло время отсчета истории главного в стране ВУЗа связи…

    В 1940 институт стал именоваться Ленинградским институтом инженеров связи и получил имя профессора Михаила Александровича Бонч-Бруевича - то есть институт стал Бончем!